А. Н. Радищев в Удмуртии в 1790 году
14-17 ноября 1790 года, следуя по Сибирскому тракту в Илимск, А. Н. Радищев проехал по территории Вятского наместничества, часть которой относится к Удмуртии в ее современных границах. В его дневниковой книге «Записки путешествия в Сибирь» [1] зафиксированы удмуртские (вотские) селения и реки, а также впечатления от встреч с местными жителями. Он кратко записал свои наблюдения о природе и этнографии увиденных воочию мест (быт, народный костюм, антропологический облик и черты национального характера). В своих наблюдениях автор дал описание удмуртов в сравнении с другими народами – русскими и татарами, коренными обитателями Вятского (Удмуртского) края, а также с другими поволжскими народами – чувашами, черемисами (марийцами), мордвой.
П. К. Поздеев
По наблюдениям удмуртского фольклориста и краеведа П. К. Поздеева, в «Записках путешествия в Сибирь» А. Н. Радищев первым среди современников отметил лучшие черты национального характера удмуртского народа; по мнению писателя, удмурты «народ простой», «похожи на русских», «почти как русские», «поют, едучи, как русские ямщики», «нравы их склонны более к веселию, нежели к печали» [2, с. 143].
А. Г. Татаринцев
«Удмуртская» часть дневника открывается удмуртско-русско-татарской деревней Муки-Какси, по направлению к которой взору путешественника сначала предстала полноводная река Вала с лесистыми берегами: «Летом на ней паром, шириною сажен 25. Иным годом разливается на дорогу. По реке лес черный, а немного далее ель и пр. 2 версты от реки – вотские деревни». Автор дневника отозвался о тамошних вотяках (удмуртах) так: «Народ боязливый и добрый» [1, с. 356]. «Очевидно, Радищеву бросилась в глаза некоторая робость и сдержанность удмуртов при встрече с ним, незнакомым человеком, находящемуся к тому же под охраной», – так отметил этнопсихологические черты удмуртов глазовский ученый-радищевед А. Г. Татаринцев [3, с. 190].
В бытовом укладе крестьян-удмуртов Радищевым была замечена (видимо, по сравнению с крестьянами из Центральной России) особенность при молотьбе зерна: «Они овинов не имеют, хлеб молотят сырой, а когда молоть, то сушат в печах» [1, с. 356]. Только в деревне Муки-Какси, где была сделана остановка, был «один овин», т. е. постройка для сушки снопов перед молотьбой.
В. Ф. Татаринов
«Государевой дороге» – Сибирском почтовом тракте, – был «отставной сержант с семьею» [1, c. 356]. По разысканиям ижевского писателя-документалиста В. Ф. Татаринова, «отставной сержант» был его предком по имени Тахир (в крещении Андрон) «Татаринов сын», рожденным в 1720 году разлученными родителями – русской матерью Таней, дочерью богатого купца, и отцом-татарином Тахиром, тоже из купеческого рода (подробнее см. [4]).
В деревне Сюмси Радищев отметил работу лошадников: «Впрягают проворно, может быть, по той же причине, как татары, чтоб с рук сбыть» [1, с. 356].
Удмуртка в одежде XVIII века
В деревне Юбери («Юбари») Радищев и его сопровождающие, оставшись на ночлег, были свидетелями веселого удмуртского народного гуляния: «Нашли праздник, состоит в том, что все девки, бабы и мужики ходят из двора во двор и пьют пиво; ходили до утра и перепились допьяна. На бабах высокие кички с бахромою, с шитьем и кончиками серебряными. Примечается охота и в диких наряжаться; сходство в сем нравов женщин в больших городах. Отменно, что наряды переменяют часто» [1, с. 356].
П. К. Поздеев так прокомментировал памятное Радищеву деревенское событие: «<…> речь идет об удмуртском языческом календарном празднике проводов осени и встречи зимы, по происхождению восходящем, по всей вероятности, к эпохе существования финно-угорской языковой и культурно-этнической общности. Праздник этот сопровождался традиционным обрядом, состоящим в обходе всех домов деревни в течение одной ночи молодыми людьми, «в диких нарядившимися», с пением карнавальных песен скоморошьего типа, исполнением плясок, веселых пантомим и сатирических действ. Сохранялся до 60-х годов <ХХ> столетия в тех же местах, где в 1790 году видел его А. Н. Радищев» [2, с. 142-143].
«В Юруке ночевали у татарского начальника, который выбирается ежегодно во всякой деревне для разбору дел ниже 20-ти р., даже кражи, но свыше идут в суд. Уголовные надлежало бы отсылать в суд, но отсылают смертоубийства только. Судят по Корану» [1, с. 356].
В. М. Чистяков. Старая удмуртская деревня (1950 г.)
Проезжая другие селения, Радищев систематически продолжал заносить в дневник дорожные впечатления об удмуртском национальном пейзаже и о жителях удмуртских деревень: «Места почти ровные, гор мало, болоты, местами лес: сосняк строевой, ели, березы. Селения, опричь сих, по сю сторону Вятки редки, редки и по сторонам, может быть, для того, что мало речек. Вотяков много малобородых. Народ простой. <…> От Зятцов становится гористо, а от Зуры видно много пригорков плоских, все покрыты лесом. От Сельты видна уже становится пихта, точная ель, иглою мягче, кора похожа на осиновую; изб из нее не делают, только столбы да полы…» [1, с. 356-357].
Как отмечает глазовский исследователь Н. Н. Закирова, не оставил без внимания автор «Записок» и проявление тенденций русификации аборигенов [5, с. 28]. Радищев обращает внимание на то, что «в Зятцах писарь ученый по-русски», «в Дебёсе похожи на русских», в Чепце «вотяки почти как русские, женаты многие на русских бабах» [1, с. 356-357].
Далее из «последней вотской деревни» Чепцы Вятского наместничества путь А. Н. Радищева по Сибирскому тракту пролегал по территории Пермского наместничества.