С. И. Шешковскому
(26 июля 1790 г. Из Петропавловской крепости)
Не отриньте, милостивой мой государь, прочтения приложенных при сем строк. Какая отрада скорбящей душе изъявлять свое чувствование, какая отрада в отлучении семейства моего несчастнаго обращать к нему мое слово, хотя оно и в слух их ударять не может. О если бы милосердствовати можно была о несчастном и единственное благодеяние сделать стенящему, и дать мне их видеть в последней раз, какая неизреченная милость! Последнее мое к ним слово было бы горящим перстом на сердце их написано. О несчастные! Лишаются они в малолетстве наставника, в юности воздержателя от погрешностей, в совершеннолетии друга. Ах, если их потеря велика, коликое же мое против них преступление! Сия мысль тягчит меня несказанно; тело и душа изнемогать начинают. Не оставьте уведомлением о семействе. Надежда, сие усладительное чувствование, надежда видеть мое плачевное семейство, начинает постепенно исчезать в томном сердце, и уже исчезла. Я чувствую, я один. О лютое чувствование! Тысячекратно сердце мое преломляется, и скорбь становится неизобразимою...
вселенную единым взором! Мысль беспредельная в коей прежде века начертано было твое непостижимое уму человеческому творение, о всемогущий! приими нетленную жертву души моея и сердца, приими покаяние грешника и не отврати от меня лица твоего! Чувствую, чувствую во всем сложении моем, яко пред тобою согрешил тьмы крат и бесконечно. Но, господи, не ты ли отец мой милосердый? К тебе воззову с Давидом: Услыши мя во дни печали, ибо ты еси бог кающихся; господи, согреших и несмь достоин помилования. Но, сердцеведец всезрящий! душа моя пред тобою есть. Исполнися слабостей сложение мое. Разум исполнися суемудрия. Простер еси руку свою в мое наказание. Да будет о мне воля твоя! В смирении моем лобжу прошение твое. Господи! согреших и днесь необычайно. Согреших, возмечтав мудрствовати; согреших, прогневав милосердую государыню; согреших, втащив в печаль, скорбь и нищету невинных младенцев и жен и родителей престарелых. Согреших, привлекши на себя всех омерзение. Достоин, господи, да наказан буду за безумие мое. Но, отче всеблагий, виждь неухищрение души моей и незлобие моего сердца, и помилуй мя грешнаго! Призри, о всесильный, на невинные младенцы, и яко же о тебе веселится вся тварь, даждь и им о тебе возрадоватися; даждь, да юность их будет целомудренна, да возмужалось непреткновенна, да, тихую пришед старость, послужат примером на последование своим чадам, и да избегнут пагубнаго тщеславия прослыть писателями!
Печатается по автографу, хранящемуся в Центральном Государственном Архиве древних актов в Москве, фонд Госархива, VII разр., № 2760, ч. I, лл. 148–149. Письмо вложено в средину завещания Радищева детям (см. примечание к письму № 28). На листе завещания сверху писарской рукою написано «Первое», на листе данного письма – «Второе». Это лишний раз подтверждает, что письмо было написано в тот же день, что и завещание, т. е. 25 июля 1790 г. Я. Л. Барсков письмо это датировал ошибочно, указав, что оно написано было 15 июля 1790 г. (см. «Опись дела о Радищеве и Зотове» в книге Я. Л. Барскова «Материалы к изучению „Путешествия из Петербурга в Москву" А. Н. Радищева» (т. II, стр. 524). В томе II «Полного собрания сочинений А. Н. Радищева», изд. М. И. Акинфиева (стр. 335–336) письмо это ошибочно соединено с другими двумя письмами Радищева к С. И. Шешковскому. Это письмо, как и завещание, имело тактический смысл.