А. Р. Воронцову
Милостивой мой государь, граф Александр Романович.
После завтра мы отсюда отправимся в Илимск. Я очень рад, что с этой стороны исполняется желание вашего сиятельства, чтобы мне долго здесь не заживаться; но с другой стороны беспокоит и то, что, будучи на месте, я реже буду иметь известие; да еще повторю и то, что я писал к вашему сиятельству в последнем моем письме, что если когда либо вы благое ко мне имели расположение, если вы имели желание когда либо мне благодетельствовать, то никогда столько не имел я в том нужды, как ныне, как отправляясь в назначенное мне место для пребывания.
és, votre recommandation, votre souvenir seul, ou le moindre oubli de votre part, fairont monter ou descendre le thermomètre (passez-moi cette singulière manière de m'exprimer) de ma manière d'être. Me refuserez-vous un mot, quand vous saurez qu'il ajoute à ma tranquillité? Non, votre cœur sensible ne s'y refusera pas, j'en ai eu des preuves.
à demander des excuses à Votre Excellence pour les inégalités d'humeur que vous pouvez quelquefois remarquer dans mes lettres; dans des moments où l'âme est mécontente d'elle même, où elle voudrait pour ainsi dire fuir sa propre présence, pardonnez à une expression inconsidérée: elle ne vient point du cœur.
я тревожусь. Но мне кажется, что к сему привыкнуть могу. По счастию моему я не один, и упражнение разгоняет черноту мыслей. От китайцев нет еще ответа, и все сроки прошли, в которой оной ждали. Желательно, чтоб они согласились на открытие торга; если медленность их происходит не от упорства, то подождать не беда, долго ждали, немногое разности не делает; но если противное, то ладить с ними, видно, мудрено.
Прощайте, милостивый государь. В уединении, в пустыне живущему, сохраните ваши милости к тому, кто есть всегда с истинным чувствованием и нелицемерным и глубочайшим почтением вашего сиятельства, милостивого государя моего покорнейший слуга
1791 года.
Ваши милости, ваше попечительство обо мне, одна ваша память или малейшее забвение с вашей стороны уж заставляют либо подняться, либо опуститься ртуть в термометре моего бытия (да позволено мне будет выразиться столь необыкновенным способом!). Неужели вы мне откажете хоть в одном слове, когда вам будет ведомо, что оно утверждает мой покой. Нет, ваше чувствительное сердце не откажется от этого, я имею уже к тому доказательства.
Я должен еще испросить прощение у вашего сиятельства за неровности моего настроения, которые вы подчас могли усмотреть в моих письмах; в минуты, когда душа противна сама себе, недовольна сама собой, может быть самой себе в тягость, когда ей хотелось бы, так сказать, бежать от себя, простите неосторожное выражение, оно идет не от сердца.
– 122. Впервые опубликовано в «Арх. кн. Воронц.», кн. V, стр. 333–334.