Отрывок путешествия в*** И*** Т*** (приписывается Радищеву)

ОТРЫВОК ПУТЕШЕСТВИЯ В * * * И*** Т***

ГЛАВА XIV

.................................................................................................

..... По выезде моем из сего города, я останавливался во всяком почти селе и деревне: ибо все они равно любопытство мое к себе привлекали; но в три дни сего путешествия, ничего не нашел я похвалы достойного: и рабство повсюду встречалися со мною в образе крестьян. Непаханные поля, худый урожай хлеба возвещали мне какое помещики тех мест о земледелии прилагали рачение. Маленькие покрытые соломою хижины из тонкого заборника, дворы огороженные плетнями, небольшие одоньи хлеба, весьма малое число лошадей и рогатого окота подтверждали, сколь велики недостатки тех бедных тварей, которые богатство и величество целого Государства составлять должны.

тебя не знают в сих поселениях. О господство! ты тиранствуешь над подобными себе человеками. О блаженная добродетель, любовь, ты употребляешься во зло: глупые помещики сих бедных рабов изъявляют тебя более к лошадям и собакам, а не к человекам! С великим содроганием чувствительного сердца начинаю я описывать некоторые села, деревни и помещиков их. Удалитесь от меня, ласкательство и пристрастие, низкие свойства подлых душ: истина пером моим руководствует!

Деревня Разоренная поселена на самом низком и болотном месте. Дворов около двадцати, стесненных один подле другого, огорожены иссохшими плетнями и покрыты от одного конца до другого сплошь соломою. Какая несчастная жертва, жестокости пламени посвященная нерадивостию их господина! Избы, или лучше сказать бедные развалившиеся хижины, представляют взору путешественника оставленное человеками селение. Улица покрыта грязью, тиною и всякою нечистотою, просыхающая только зимним времянем. При въезде моем в сие обиталище плача, я не видал ни одного человека. День тогда был жаркий; я ехал в открытой коляске; пыль и жар столько обеспокоивали меня дорогою, что я спешил войти в одну из сих развалившихся хижин, дабы несколько успокоиться. Извозчик мой остановился у ворот одного бедного дворишка, сказывая, что ето был лучшей во всей деревне, и что хозяин оного зажиточнее был всех прочих, потому, что имел он корову. Мы стучались у ворот очень долго; но нам их не отпирали. Собака, на дворе привязанная, тихим и осиплым лаянием, казалось, давала знать, что ей оберегать было нечего. Извозчик вышел из терпения, перелез через ворота и отпер их. Коляска моя ввезена была на грязный двор, намощенный соломою: ежели оною намостить можно грязное и болотное место; а я вошел в избу растворенными настеж дверями. Заразительный дух от всякия нечистоты, чрезвычайный жар и жужжание бесчисленного множества мух оттуду меня выгоняли; а вопль трех оставленных младенцев удерживал в оной. Я спешил подать помощь сим несчастным тварям. Пришед к лукошкам, прицепленным веревками к шестам, в которых лежали без всякого призрения оставленные младенцы, увидел я, что у одного упал сосок с молоком; я его поправил, и он успокоился. Другого нашел, обернувшегося лицом к подущонке из самыя толстыя холстины набитыя соломою; я тотчас его оборотил, и увидел, что без скорыя помощи лишился бы он жизни: ибо он не только что посинел, но и почернев был уже в руках смерти; скоро и етот успокоился. Подошед к третьему увидел, что он был распеленан, множество мух покрывали лице сего робенка; солома, на которой он лежал, также его колола, и он произносил пронзающий крик. Я оказал и етому услугу, согнал всех мух, спеленал его другими, хотя нечистыми, но однакож сухими пеленками, которые в избе тогда развешены были; поправил солому, которую он борохтаясь ногами взбил: замолчал и етот. Смотря на сих младенцев и входя в бедность состояния сих людей, вскричал я: жестокосердый тиран, отъемлющий у крестьян насущный хлеб и последнее спокойство! посмотри, чего требуют сии младенцы! У одного связаны руки и ноги: приносит ли он о том жалобы? — Нет: он спокойно взирает на свои оковы. Чего же требует он? – Необходимо нужного только пропитания. Другой произносил вопль о том, чтобы только не отнимали у него жизнь. Третий вопиял к человечеству, чтобы его не мучили. Кричите, бедные твари, — сказал я, проливая слезы: произносите жалобы свои! наслаждайтесь последним сим удовольствием во младенчестве: когда возмужаете, тогда и сего утешения лишитесь. О солнце, лучами щедрот своих *** озаряющее: призри на сих насчастных!

Оказав услугу человечеству, я спешил подать помощь себе: тяжкий запах в избе столь для меня был вреден, что я насилу мог выйти из оныя. Пришед ко своей коляске, упал я без чувства в оную. Приключившейся мне обморок был не продолжителен; я опомнился, спрашивал холодной воды: извозчик мой ее принес из колодязя; но я не мог пить ее по причине худого запаха. Я требовал чистой; но в ответ услышал, что во всей деревне лучше етой воды нет, и что все крестьяне довольствуются сею пакостною водою. Помещики, – сказал я: вы никакого не имеете попечения о сохранении здоровья своих кормильцев!

ли там кого ни будь из крестьян; что нашел он там одного спрятавшегося мальчика; который ему сказал, что увидев из далека пыль от моей коляски, подумали они, что ето едет их барин, и для того от страха разбежались. Они скоро придут, – сказал извозчик; я их уверил, что мы проезжие, что ты боярин добрый, что ты не дерешься, и что ты пожалуешь им на лапти. Вскоре после того пришли два мальчика и две девочки от пяти до семи лет. Они все были босиками, с раскрытыми грудями и в одних рубашках; и столь были дики и застращены именем боярина, что боялись подойти к моей коляске. Извозчик их подвел, приговаривая: не бойтесь, он вас не убьет: он боярин добрый; он пожалует вам на лапти. Робятишки подведены будучи близко к моей коляске, вдруг все побежали назад крича: ай! ай! ай! берите все что есть, только не бейте нас! Извозчик схватя одного из иих спрашивал, чего они испужались. Мальчишка трясучись от страха говорил: Вот плоды жестокости и страха: о вы, худые и жестокосердые господа! вы дожили до того несчастия, что подобные вам человеки боятся вас как диких зверей! Не бойся, друг мой, – сказал я испуженному красным кафтаном мальчику: я не ваш барин; подойди ко мне, я тебе дам денег. Мальчик оставил страх, подошел ко мне, взял деньги, поклонился в ноги, и оборотясь кричал другим: ступайте сюда робята! ето не наш барин; етот барин доброй: он дает деньги и не дерется! у меня деньги! у меня пирог!

от трудов к покою. Между тем богачи, любимцы Плутовы, препроводя весь день в веселии и пированиях, к новым приготовлялися увеселениям. Люди праздные, скучающие драгоценностию времяни, потеряв сей день бесполезно, возвращались на ложе свое спокойными, и радовались, что один день убавился из их века. Худый Судья и негодный подьячей веселились, что в минувший день сделали прибыток своему карману и пролили новые источники невинных слез. Волокиты и Щеголихи, препроводя весь день в нарядах, скакали на берег * для свиданья. Ревнивые супруги и любовники затворялись во своих покоях и проклинали волыное обхождение. Устарелые Щеголихи воспаляли великое число восковых свеч, и устроя лице свое различными хитростьми, торжествовали восхождение престарелыя луны, своея благотворительницы, которая бледным своим светом оживляла увядшие их прелести. Игроки собирались ко всеночному бдению за карточными столами, и там теряя честь, совесть и любовь ко ближнему, приготовлялись обманывать и разорять богатых простячков всякими непозволенными способами. Другие игроки везли с собою в кармане труды и пот своих крестьян целого года, и готовились поставить на карту. Купец веселился, считая прибыток того дня, полученный им на совесть, и радовался, что на дешевый товар много получил барыша. Врач благодарил бога, что в етот день много было больных, и радовался, что отправленный им на тот свет покойник был весьма молчаливый человек. Стряпчий доволен был, что в минувший день умел разорить зажиточного человека и придумать новые плутовства для разорения других по законам. А крестьяне, мои хозяева, возвращалися с поля в пыли, в поте, измучены, и радовалися, что для прихотей одного человека все они в прошедший день много сработали.

Вошед на двор и увидев меня в коляске, все они поклонились в землю, а старший из них говорил: Не прогневайся, господин доброй, что нас никово не прилучилося дома. Мы все, родимой, были в поле: царь небесной дал нам ведро, и мы торопимся убрать жниво, покуда дожжи не захватили. По сiо̂сь день господень всiо̂ таки у нас, родимой, погода стоит добрая, и мы почти со всем господским хлебом управились: авось таки милосливой спас подержит над нами свою руку, и даст нам еще хорошую погоду, так мы и со своим хлебишком управимся! У нашева боярина такое, родимой, поверье, что как поспеет хлеб, так сперва всегда ево боярской убираем; а с своим то де, изволит баять̂тесь. Ну, а ты рассуди кормилец, вить мы себе не лиходеи: мы бы и рады убрать, да как захватят дожжи, так хлебот наш и пропадает. Дай ему бог здоровье! Мы на бога надеемся: бог и государь до нас милосливы, а кабы да Григорей Терентьевич также нас миловал, так бы мы жили как в раю! – Подите, друзья мои, – сказал я им: отдыхайте: взавтра Воскресенье, и вы конечно на работу не пойдете, так мы поговорим побольше. – И! родимой! – сказал крестьянин: как не роботать в Воскресенье!

Помолясь богу, не што же делать нам, как не за роботу приниматься; кабы да по всем праздникам нашему брату гулять, так некогда бы и роботать было. Вить мы, родимой, не господа, чтобы и нам гулять; полно тово, что и они в праздничные дни по пустому шатаются. После чего крестьяне пошли, а я остался в коляске своей и, рассуждая о их состоянии, столь углубился в размышления, что не мог заснуть прежде двух часов по полуночи.

На другий день, поговоря с хозяином, я отправился в путь свой, горя нетерпеливостию увидеть жителей Благополучныя деревни: хозяин мой столько насказал мне доброго о помещике тоя деревни, что я наперед уже возымел к нему почтение и чувствовал удовольствие, что увижу крестьян благополучных.

Напечатан анонимно в журнале Н. И. Новикова «Живописец» в 1772 г. (лл. 5 и 14). Перепечатан во втором издании журнала в 1773 г., в третьем издании его 1775 г., в четвертом – 1781 г. и пятом – 1793 г. Затем – в шестом (неполном) издании 1829 г., в издании 1864 г. под ред. П. А. Ефремова, в других перепечатках «Живописца» и в ряде хрестоматий. В 1806 г. «Отрывок» был перепечатан совершенно неисправно в «Московском Собеседнике» (сентябрь).

В третьем издании «Живописца» (1775 г.) после текста «Отрывка» была помещена не имевшаяся ранее помета: «Продолжение сего Путешествия будет при четвертом издании сей книги». В четвертом издании (1781 г.) было обещано продолжение «при новом издании». В. П. Семенников пишет по этому поводу: «Возможно допускать, что пометка в четвертом издании была прямо перепечатана из третьего, без какого-либо указания на этот счет со стороны автора «Отрывка», но пометка третьего издания сделана Новиковым, конечно, не произвольно, а на основании соответственного обещания автора» (В. П. Семенников. Радищев. 1923, стр. 359).

Мы воспроизводим текст «Отрывка» по третьему изданию «Живописца» (1775), несомненно последнему вышедшему с учетом мнений автора «Отрывка». Впрочем, текст этого издания точно совпадает с текстом четвертого издания. В первом и во втором изданиях имеются следующие варианты (не приводим чисто орфографических разночтений).

В третьем, четвертом и пятом издании «Живописца» оба отрывка, помещенные первоначально в различных номерах журнала, соединены в один. Заметка издателя, следовавшая в первых двух изданиях за первым отрывком (см. ниже), была в изданиях 1775, 1781 и 1793 гг. помещена после всего текста.

Споры о том, кто был автором «Отрывка путешествия в*** И*** Т***», и в частности о том, написал ли эту статью Радищев, идут уже на протяжении восьмидесяти лет. В 1858 г. сын Радищева, Павел Александрович, в своих «Замечаниях на статью Пушкина "Александр Радищев"» написал о том, что части «Путешествия из Петербурга в Москву» «были напечатаны в Живописце Новикова в 1776 году и в Северном Вестнике Мартынова ч. V, январь, 1805, стр. 61. Смесь» (Русский Вестник, 1858, т. XVIII, кн. I, стр. 429). Это глухое и не совсем точное указание было подтверждено примечанием А. Корсунова к статье П. А. Радищева «А. Н. Радищев», напечатанной там же; А. Корсунов, лично познакомившийся с П. А. Радищевым и беседовавший с ним об его отце, считает, что автором «Путешествия в*** И*** Т***» был А. Н. Радищев, хотя прямо и не утверждает этого (Русский Вестник, 1858, т. XVIII, кн. I, стр. 406 – 407). В свою очередь к примечанию Корсунова сделал там же свое примечание М. Л., т. е. M. H. Лонгинов: «, напечатанный в 1775 году в 3 изд. Живописца » (там же). Через три года Д. Ф. Кобеко в статье «Несколько псевдонимов в русской литературе XVIII века» (Библиографические Записки, 1861, т. III, № 4, стр. 110 – 111) писал об «Отрывке»: «Статья эта приписывается А. Н. Радищеву (Русский Вестник, 1858, № 23, стр. 407, примеч., и стр. 429) и составляет как бы начало того труда, который впоследствии (1790 г.) издан был им под именем Путешествия из Петербурга в Москву. Если это справедливо, то появление этого отрывка в Живописце замечательно, как доказательство того, что уже через два года по возвращении из-за границы Радищев имел мысль об издании, которую осуществил, и так несчастливо, через осемнадцать лет».

Иную точку зрения на вопрос об авторе «Отрывка» высказал А. И. Незеленов в своей книге «Н. И. Новиков, издатель журналов 1769 – 1785 гг.» (СПб., 1875, стр. 238). Приводя данные об участии И. П. Тургенева в позднейшем журнале Новикова, выходившем в 1777 – 1780 гг. «Утреннем Свете», он писал в примечании: «отсюда, может быть, можно сделать заключение, что и „Путешествие” и т. п., напечатанное в Живописце, принадлежит тому же Тургеневу, тем более, что оно написано худшим языком, чем писал Новиков, как мы знаем по его предисловиям к изданиям».

– 408); он писал о «Живописце»: «Одна из самых замечательных статей этого знаменитого журнала, в которой автор коснулся вопроса о положении помещичьих крестьян, подписана загадочными буквами И. Т., и до сих пор не известно в точности, кто ее автор; обыкновенно предполагают, что подпись эта значит "Издатель Трутня"; но автор исследования о Новикове, как издателе журналов, А. И. Незеленов привел несколько справедливых возражений о том, что под этими буквами должно разуметь Ивана Петровича Тургенева, известного масона; кажется, что эта догадка должны быть принята за окончательную».

В дальнейшем версия об И. П. Тургеневе более не появлялась в науке, как явно несостоятельная. Все, что мы знаем о Тургеневе, о его мировоззрении и литературной деятельности, резко противоречит этой версии. К тому же он в 1772 г. находился в Крыму в походе (во время турецкой войны). Наконец, можно быть уверенным, что буквы И. Т. не обозначают инициалов автора столь «криминальной» статьи; такая странная неосторожность совершенно не вяжется с устойчивой системой анонимности сатиры 1769 – 1774 гг. Высказанное же Л. Н. Майковым предположение (им же отвергаемое) об авторстве Новикова отвел В. П. Семенников (Радищев. 1923, стр. 327): «Расшифровка инициалов И *** Т *** в смысле „Издатель Трутня” как будто имеет более вероятия, прежде всего потому, что Н. И. Новиков писал в своих журналах, – и писал хорошо. Но к чему было издателю „Живописца” называть себя „Издателем Трутня”, когда этот журнал Новикова прекратился уже два года назад? Кроме того, сам Новиков в заметке при „Отрывке” пишет, что сочинение это он получил от „г. И. Т.”. К чему была нужна такая маскировка? Наконец, надо заметить, что издатель журнала сделал в „Отрывке” некоторые сокращения, как это видно из его слов: „Я не включил в сей листок разговор путешественника с крестьянином по некоторым причинам: благоразумный читатель и сам их отгадать может”. Если бы автором был сам Новиков, то ему не было бы смысла упоминать о сокращениях, сделанных в его собственном сочинении».

Против авторства Радищева высказался П. А. Ефремов в примечаниях к своему изданию «Живописца» (изд. 7-е, СПб., 1864, стр. 319 – 320). Он писал: «Статью эту приписывали самому Новикову (как издателю Трутня), И. П. Тургеневу и А. Н. Радищеву, считая ее в последнем случае за черновой набросок одной из глав „Путешествия из Петербурга в Москву”. Последнее предположение опровергается рассказом самого Радищева в письмах к С. И. Шешковскому. Он говорит, что до женитьбы (1775) опыты письма его „всегда обращалися на нежные предметы”, но что после женитьбы он „то все любовное вранье оставил”. Поводом к сочинению „Путешествия” Радищев указывает чтение „Истории о Индиях Реналя” и „Путешествия Йорика”, присовокупляя, что первую начал читать в 1780 – 1781 г.». Соображения П. А. Ефремова весьма неубедительны, что доказал В. П. Семенников (см. ниже), что было ясно и другим исследователям (например В. В. Мияковскому). Ясно, что Радищев во время следствия сознательно изменял факты в своих показаниях, стремясь смягчить свою «вину» и доказывая, что революционные идеи были для него лишь кратковременным увлечением, возникшим под влиянием иностранных книг. Возражая П. А. Ефремову, В. П. Семенников писал: «Да и в самых словах Радищева о „нежных предметах” есть неверность. Неужели, например, под это понятие может подойти сделанный Радищевым в 1773 г. перевод „Размышлений о греческой истории” Мабли, перевод, к тому же снабженный резким примечанием о „самодержавстве”». (В. П. Семенников. Радищев. 1923, стр. 324 – 325).

«Существует предание, что он (Радищев, – Ред.„Живописце”. Предание это не подтверждается никакими современными доказательствами, но его можно считать довольно вероятным в виду того, что письма о положении крестьян, помещенные в этом сатирическом журнале, и по высказанным в них мнениям, и по своей писательской манере сильно напоминают Радищева» – и в примечании: «Иного мнения держится в этом вопросе П. А. Ефремов, отрицающий принадлежность названных писем Радищеву в виду того, что последний молчал об них на допросе 1790 г. («Живописец» Н. И. Новикова, изд. 7-е, СПб., 1864, стр. 320 – 321 и 346 – 347). Трудно признать такой аргумент вполне убедительным. На допросах Шешковского Радищев указывал, правда, литературные источники своего „Путешествия”, тем самым, может быть, рассчитывая уменьшить его значение, но едва ли он имел основания вскрывать прежнюю свою литературную деятельность, оставшуюся неизвестною следователю».

Как бы ответом на эти замечания В. А. Мякотина явилось то место работы В. В. Мияковского «Учебные годы А. Н. Радищева», в котором идет речь об «Отрывке Путешествия в*** И*** Т***» (Голос Минувшего, 1914, № 5, стр. 101 – 104). В. В. Мияковский опирался на то, что в третьем издании «Живописца» в конце «Отрывка» указано: «Продолжение сего Путешествия напечатано будет при четвертом издании сей книги». В IV и V издании обещано продолжение в «новом издании». «Это обещание, – говорит В. В. Мияковский, – уже не имело бы смысла, если бы автором „Отрывка” был Радищев, т. к. в 1793 г., когда вышло 5-е издание „Живописца”, наш писатель жил уже в Сибири». В. П. Семенников разбил этот аргумент, указав, что в 1793 г. не только Радищев, но и Новиков, издатель «Живописца», был уже лишен свободы и сидел в Шлиссельбургской крепости; пятое же издание «Живописца» является простой коммерческой перепечаткой четвертого, сделанной книгопродавцем Г. Зотовым, механически сохранившим весь текст IV вместе с примечанием к «Путешествию» (указ. соч., стр. 325).

Затем В. В. Мияковский писал: «Нужно принять во внимание и то, что „Отрывок” обнаруживает большое знакомство автора с бытом крестьян, большую наблюдательность условий крестьянского существования, что никоим образом не могло быть у только что сошедшего со школьной скамьи юноши, начиненного отвлеченными построениями французских философов и политических теоретиков. Радищев вернулся в Россию во второй половине ноября 1771 г., а пятый лист „Живописца”, в котором напечатан „Отрывок”, вышел уже 15 мая 1772 г., т. -е. только через полгода по возвращении Радищева в Россию. Все это время было проведено в Петербурге и деревня могла представляться ему лишь по воспоминаниям очень отдаленного детства». Этот аргумент также убедительно оспаривает В. П. Семенников (там же, стр. 326), указывая, что Радищеву было в 1772 г. уже 23 года, что нет необходимости усматривать у него только одну «начиненность французскими писателями» и отрицать у него способности собственного рассудка, наблюдательность, некоторый литературный талант. Следует добавить к этому, что Радищев уехал из России в Лейпциг вовсе не «в детстве»; ему было тогда уже 17 лет. К тому же непонятно, почему полгода – недостаточный срок для того, чтобы увидеть крепостнические порядки хотя бы в любой деревне под Петербургом. Наконец, В. В. Мияковский пишет: «”Отрывок” помечен XIV главой. Если бы он принадлежал Радищеву, то пришлось бы допустить, что уже в 1772 г. у него была мысль написать книгу в виде „путешествия”. Но о возникновении этой мысли Радищев подробно рассказал сам, относя написание первых глав, первоначально в виде отдельных повестей, к 1785 году; самая идея связать эти отдельные повести в форме „путешествия” возникла еще позже, после прочтения «немецкого перевода Иорикова путешествия (Л. Стерна)». Но ведь Радищев «рассказал» это под следствием, а сам В. В. Мияковский понимал, как мало можно доверять этим показаниям. Кроме того, помета о XIV главе вовсе не говорит о том, что уже в 1772 г. Радищев задумал написать книгу; отрывок мог быть задуман именно как отрывок с условным обозначением главы. Именно это предположение убедительно доказывает В. П. Семенников (там же, стр. 329 – 330).

В 1913 г. в статье «Обзор журналов. Ломоносов, Новиков, Радищев» Н. Сидоров остановился на установленном В. П. Семенниковым факте участия Радищева в переводческих работах Новиковской организации; он писал: «Возможно, что Радищев состоял даже членом издательского Общества, а в связи с фактом знакомства и литературных сношений Новикова и Радищева получают некоторую опору раньше высказывавшиеся предположения об участии Радищева в Новиковском „Живописце”» (Голос Минувшего, 1913, № 6, стр. 239).

«Отрывка» в «Живописце» занялся В. П. Семенников. Кратко он осветил этот вопрос в своей книге «Русские сатирические журналы 1769 – 1774 гг.» (СПб., 1914, стр. 54 – 55), высказавшись, хотя еще осторожно, в пользу авторства Радищева. В 1916 г. он напечатал брошюру «Когда Радищев задумал „Путешествие”?» (изд. Бухгейм, М.), специально посвященную вопросу об авторстве «Отрывка». В. П. Семенников изложил здесь историю вопроса и решительно стал на сторону авторства Радищева. Он отверг соображения в пользу И. П. Тургенева и Новикова и отвел возражения против Радищева. Он дал тщательный анализ содержания, композиции, литературной манеры, языка «Отрывка» и установил разительное совпадение их с манерой Радищева, в частности с «Путешествием из Петербурга в Москву». Даже целый ряд отдельных выражений в «Отрывке» и в несомненных произведениях Радищева совпадает, притом выражений специфических и в характерном Радищевском использовании и осмыслении.

Работа В. П. Семенникова, по нашему мнению, окончательно установила авторство Радищева по отношению к «Отрывку». Следует добавить к аргументам В. П. Семенникова также и то, что свидетельство П. А. Радищева, в сущности, решает вопрос. П. А. Радищев, которому было 20 лет, когда умер его отец, в течение всей своей долгой жизни чтил его память, собирал сведения о нем. Биографические указания, заключенные в его работе об A. Н. Радищеве, вообще говоря, как правило соответствуют действительности. Самая неточность ссылки на «Живописец» (неправильный год и неверное указание на то, что в журнале помещен отрывок из «Путешествия из Петербурга в Москву») свидетельствует лишь о том, что П. А. Радищев написал это место своих заметок не потому, что он прочитал журнал Новикова и заметил в нем статью, сходную с книгой его отца (тогда бы ссылка была столь же точна, как ссылка на журнал Мартынова), а потому, что он помнил об участии своего отца в журнале Новикова, очевидно, со слов самого А. Н. Радищева.

Работа В. П. Семенникова вызвала две рецензии, одну анонимную – в «Журнале Мин. Нар. Просв.» (1916, IV, стр. 342 – 344), другую – В. В. Мияковского в «Голосе Минувшего» (1916, № 11, стр. 238 – 241); оба рецензента считают аргументацию В. П. Семенникова недостаточно убедительной, но не могут возразить ему ничего сколько-нибудь веского. В 1923 г. B. П. Семенников перепечатал свою работу в своей книге «Радищев. Очерки и исследования» (под названием «К истории создания Путешествия из Петербурга в Москву»); здесь он учел и те возражения, которые делались ему рецензентами. Еще в недавнее время была сделана попытка оспорить тезис В. П. Семенникова о Радищеве как авторе «Отрывка». В 1927 г. появилась статья З. И. Чучмарева «Участие А. Н. Радищева в журнальной деятельности его времени» (Научные записки Научно-исследовательской кафедры истории европейской культуры, т. II, Госуд. Изд. Украины, 1927, стр. 95 – 123). З. И. Чучмарев пытается разбить положение В. П. Семенникова путем стилистического анализа, произведенного, однако, недостаточно глубоко и вполне механично. Трудно признать его доводы убедительными. Единственное веское соображение, высказанное им, это указание на то, что еще в «Трутне» Новиков обещал читателям какое-то Путешествие по России какого-то молодого автора; между тем, когда издавался «Трутень», Радищев был еще в Германии. Однако пока нет оснований идентифицировать не напечатанное в «Трутне» произведение неизвестного автора с «Путешествием И. Т.». К тому же теперь, когда мы знаем, что Радищев, еще живя в Лейпциге, установил связи с русскими журналами (см. выше, стр. 407), мы вполне можем допустить, что он и был тем молодым автором, который прислал для „Трутня” свой „Отрывок путешествия” (либо другую, более раннюю редакцию его), или же обещал прислать его.

Наконец, в 1935 г. вышел капитальный труд Я. Л. Барскова «Материалы к изучению „Путешествия из Петербурга в Москву” А. Н. Радищева» (II том его издания «Путешествия»), подытоживший его более чем тридцатилетнюю работу по изучению Радищева. Я. Л. Барсков решительно стал на сторону В. П. Семенннкова; он считал возможным «с уверенностью приписать отрывок Радищеву» (стр. 117; на стр. 500 – 502 он убедительно полемизирует с З. И. Чучмаревым и опять отстаивает авторство Радищева).

«Отрывок путешествия в*** И*** Т***» написан Радищевым. Это – как бы ранний набросок, эскиз к «Путешествию из Петербурга в Москву».

«Отрывок» вызвал толки в обществе сразу же после появления его в «Живописце», причем в дворянских кругах им были, конечно, недовольны. Печатая его, Новиков прибавил в первой части его (лист 5; весь лист, т. е. номер журнала был занят этой частью «Отрывка») примечание: «Сие сатирическое сочинение под названием Путешествия в*** получил я от г. И. Т. с прошением, чтобы оно помещено было в моих листах. Если бы это было в то время, когда умы наши и сердца заражены были французским народом (в изд. 1772 и 1773 – французскою нациею, – Ред.), то не осмелился бы я читателя моего попотчивать с этого блюда; потому что оно приготовлено очень солоно, и для нежных вкусов благородных невежд горьковато. Но ныне премудрость, сидящая на престоле, истину покровительствует во всех деяниях. Итак я надеюсь, что сие сочиненьице заслужит внимание людей, истину любящих; впрочем, я уверяю моего читателя, что продолжение сего путешествия удовольствует его любопытство».

Защитные ссылки на либерализм «премудрости, сидящей на троне», т. е. Екатерины II, не помогли. В 13 листе «Живописца» Новиков напечатал статью «Английская прогулка». Здесь передается разговор его, Новикова, с неким почтенным человеком, который спрашивает Новикова, почему он не издает продолжения «Путешествия И *** Т ***». «Без сомнения дошли до вас, – говорил он, – толки, сим листочком произведенные; но вы не должны о том беспокоиться. Правда, что многие наши братья дворяне пятым вашим листом недовольны, однакож ведайте и то, что многие за оный же лист и похваляют вас. Впрочем, я совсем не понимаю, – продолжал он, – почему некоторые думают, что будто сей листок огорчает целый дворянский корпус. Тут описан помещик, не имеющий ни здравого рассуждения, ни любви к человечеству, ни сожаления к подобным себе; и, следовательно, описан дворянин, власть свою и преимущество дворянское во зло употребляющий... Кто не согласится, что есть дворяне, подобные описанному вами? Кто посмеет утверждать, что сие злоупотребление не достойно осмеяния? И кто скажет, что худое рачение помещиков о крестьянах не наносит вреда государству?» и т. д. Ниже защитник И*** Т*** говорит: «Правда, что в числе ваших критиков были и такие, которые порицали вас, будучи побуждаемы слепым пристрастием ко преимуществу дворянскому», и далее указываются различные группы дворянства, недовольные Путешествием И*** Т***. Наконец, переходя к вопросу о моде на все английское, сменившей моду подражания французам, собеседник Новикова говорит: «Когда-ж всё английское в такой у нас превеликой моде, то для чего любители иностранных вкусов не почитают пятый ваш листок в английском вкусе написанным: там дворяне критикуются так же, как и простолюдины. Я сожалею, что вы в заглавии сего сочинения не написали: может быть, что это название вместо порицания, привело бы его в моду! О времена! О нравы! – сказал сей господин вздохнувши. После сего усильно просил он меня, чтобы продолжение путешествия и сие его рассуждение напечатал я в моих листах под названием Сколько ни отговаривался я от сей просьбы, но однакож убежден был уверениями его, что сие рассуждение не будет противно дворянам, истинно благородным».

«Живописца» появилось «Продолжение отрывка путешествия в*** И*** Т***». В тексте его Новиков также сделал пропуск, оговорив его в примечании-сноске к слову «хозяином» (стр. 351): «Я не включил в сей листок разговор путешественника со крестьянином по некоторым причинам: благоразумный читатель и сам их отгадать может. Впрочем я уверяю моего читателя, что сей разговор конечно бы заслужил его любопытство и показал бы ясно, что путешественник имел справедливые причины обвинять помещика разоренной деревни и подобных ему».

1* Надобно думать, что ето путешествие писано в то время, когда прогуливание по берегу было в моде. [Примеч. в «Живописце», — Ред.].